Параллельные пересечения: Le mariage du ciel et de l'enfer и…

Остановить фильм, нажать Print Screen – знакомый жест актуального момента. Мы запечатлеваем красивый пейзаж или записываем хорошую шутку, чтобы сделать их своими и поделиться с другими. Так обмен скриншотами превращается в особый способ коммуникации без слов. 

«Пилигрим» верит, что эта коммуникация очерчивает пространство опыта, объединяющее разные времена, технологии и людей. Пространство, где пересекаются экспериментальное, независимое и фестивальное кино – радикальные исследования, гибридные формы и жанровые поиски. 

Мы продолжаем серию публикаций, в которых скриншоты из опубликованных на платформе фильмов находят визуальные параллели с другими лентами. Так мы стремимся наглядно показать, что территория интересующего нас кино – это поле встреч, пересечений и столкновений. 

 

В декабре «Параллельные пересечения» предлагают всмотреться в Le mariage du ciel et de l'enfer (2025) Дмитрия Лукьянова – дневник парижских улиц, который показывали в киносообществе ЛУЧ и на фестивале «Послание к человеку». 

Небольшой прямоугольник посреди черного фона – «замочная скважина», через которую видна обесцвеченная пригородная панорама. Она сменяется под глухое гудение и обнажает, что ландшафт бежит за окном поезда, а на оконном стекле промелькивают блики и разводы. Эта почти незаметная, но непростая оптическая конструкция расширяется, добавляя новые «скважины» и окна, меняя рамку кадра  и создавая портрет города. Его неуловимая «французкость» искрит в обманчиво знакомых серых пейзажах, которые можно встретить даже в транссибирском путешествии Джоанны Прейс и Брюно Дюмона. Но она же проскальзывает в свете уличных фонарей, чьи отблески порой напоминают всполохи пламени у Бертрана Бонелло. Она закрадывается в пустые замкнутые комнаты, словно оставленные Жан-Клодом Руссо или Аленом Кавалье, и прорывается наружу, сбегая в темные, мрачные парки, знакомые по «киноноктюрнам» Скотта Барли. Пронизывая череду коротких визуальных заметок, французский флер стягивает их к башне Эйфеля, снова утверждающей, что «Париж – это праздник» для одиноких.